Рекомендовано для обсуждения в рамках литературного семинара.
Выжженное сердце
Родной лес всегда был лучшим местом на свете. Так считала Лиса с самого детства и убедилась уже после, бегая на охоту и в другие края, если не могла поймать дичь у себя для своего Лисёнка. Ничто не могло сравниться с ним: ни редкий сосновый бор с подпирающими небеса лохматыми вершинами, мягким и ароматным хвойным ковром, на который падали тёплые солнечные лучи вперемешку с пропитанными свежим ветром шишками; ни трепещущие листьями берёзы, изредка дубы, липы и осины, растущие в тесном соседстве с кустарниками и чахлой травой, которой не доставало для жизни света. Её лес был другой. В нём уживались самые разные растения, и всем хватало места. С животными – то же. Конечно, никто не отменял законов пищевой цепи, но жизнь была тихой и счастливой даже для травоядных. Лиса не любила выбегать на поля с разнотравьем, где обитали мелкие грызуны, которые едва годились на перекус даже Лисёнку, и поэтому она не сильно расстроилась, когда землю вспахали и посадили культурные злаки. Уехали грохочущие на весь лес машины, нарушающие покой, и Лиса, встряхнув головой, как бы сбрасывая с себя нестерпимый, чуждый лесу шум, вернулась в своё укрытие. Она жила в норе под вывороченными корнями огромной осины, склонившейся над оврагом. В этом было огромное преимущество, по сравнению с жизнью в норе на равнине: осенью можно было сгрести опавшие листья и расстелить их нежной периной. Ей не на что было жаловаться даже тогда, когда за полями построили люди свои каменные дома, откуда несло дымом и едой, ведь она отправлялась на дальние поиски обеда нечасто и шумели люди слабо, в лесу и вовсе ничего не услышать. Людей боялись все, кроме Лисы. Они приходили в лес собирать ягоды, грибы и хворост, кто-то рубил деревья на дрова, и те стонали, шелестя кронами. Даже медведи и волки обходили людей и их тропки стороной. Охотники пришли с ружьями и кричащими покорно собаками. Лиса презирала их за то, что они убивали зверей самых разных, лишая её корма и собратьев, и представляли угрозу для её маленького Лисёнка, которому приходилось таиться в тёмной норе от опасности. Лиса была хитрее прочих и пряталась хорошо, зная лес лучше кого бы то ни было. Охотники приходили не поодиночке, принося зловещий рок. У каждого был на них стальной зуб, и при любой возможности они бы его показали. Но охотники не были такой уж бедой. Они часто возвращались без отобранных жизней, и Лиса спешила на речку отмыться от их запаха смерти и таскала в зубах Лисёнка, обожавшего плескаться в прохладной воде и бегать за стрекозами.
Лиса чутко спала, сытая и накрытая собственной гордостью – пушистым хвостом с белым кончиком, а Лисёнок ворочался в дальнем углу норы и натужно сопел, выбирая удобное местечко. Она заслышала крики сороки и гомон всех птиц, завыли волки, зарычали медведи, зашипели змеи, запищали мыши-полёвки, затопали олени и лоси, и она поняла: пришли браконьеры. Они были похожи на охотников, только шли напролом, истребляя всё и вся, стреляя, расставляя капканы и сети, пуская громадных и озлобленных собак. Несколько дней творилось это безумие, пока Лиса, вся в грязи, чтобы не сверкать рыжиной за километры, улеглась в известных ей по охотам местах с Лисёнком под горячим боком.
…Но не вечно было суждено Лисе нежиться и отдыхать, охлаждаясь в речной проточной воде с крупными валунами на дне, волнуясь за Лисёнка, оставленного в норе? Охотники пришли другие и наставили всюду ловушек, в которые попадали и куропатки, и зайцы, и волки, и пара лисов не сумела себя сберечь. Лиса старательно избегала пропахших человеком мест, но запахи надолго не задерживались, а люди меняли капканы и сети, забирая добычу и пряча их в незаметные уголки, так что не попасться было почти невозможно. Лиса старалась реже выводить Лисёнка на свежий воздух и учила быть внимательным и послушным, следовать за ней по пятам, не отставая и не выбегая с тропы. Но на реке Лисёнок забыл обо всём, вприпрыжку охотясь за стрекозами, зазывавшими его в чащу. Лиса бежала за ним и кричала, чтобы он остановился. Слишком поздно. Взметнулись зубья железных оков, обхвативших его левую переднюю лапу, надламывая хрупкую кость. Он взвыл, залаял, причитая и пытаясь вырваться из тисков гибели. Не вышло. Лиса, успокаивающе, ткнулась холодным носом ему в живот: мол, я рядом. Она была не голодна и продержалась бы пару дней, охраняя Лисёнка и ловя мелочь для него, которая водилась в изобилии вокруг. Но охотники пришли раньше, спустя несколько часов, заговорили на своём громком и неразборчивом языке, а Лиса шмыгнула в кусты и лежала там, не шевелясь и дожидаясь момента, чтобы внезапно броситься на них, когда Лисёнок будет освобождён. Охотники связали ему режущими верёвками лапы, натянули намордник и, прежде чем отпустить из капкана, обтянули полностью концами верёвок в висячий бессильно комок, который удобно было нести. Лиса поняла, что ему не вывернуться из узлов и петель, и кинулась на ногу державшего его охотника. Он выронил Лисёнка, Лиса подхватила его, намереваясь затеряться в лесу, но один из людей резким движением разрядил ружьё и стрельнул наугад, без прицела, задев Лисе лишь кожу опаляющей пулей, не затронув мышцы. От злости и безысходности она раскрыла пасть и с сожалением оставила скулящего Лисёнка на траве, забираясь под пень зализывать рану и, затем желая следовать за охотниками, чтобы иметь возможность вновь попробовать спасти Лисёнка. Он кричал надрывно и бился слабо, по-детски, и охотники смеялись, волоча порой по земле чертыхающееся тельце, не заботясь о нём, как хотя бы о мизерной ценности, обтирая мягкий мех, сбивая бока в кровь о камни и коряги. Она кралась за ними и думала, что это конец: обдерут на шкуру и не вспомнят. Ошиблась.
Один из охотников принёс его в полный ароматов дом. Там жили ещё люди, от одних пахло гарью и едой, от других – металлом и грязью, от третьих – молоком и пылью, от иных – коровами и травяным соком, только один охотник источал память о лесе и крови. Он обработал лапу Лисёнку больно и горячо и посадил на цепь в собачью будку, в которой давно никто не жил. Он налил в миску воды и оставил на земле куриные шкуры и кости, на которые Лисёнок даже не взглянул: это много хуже маминой добычи. Он заснул в будке на сухой траве, предприняв пару попыток к бегству, но тяжёлая цепь каждый раз тянула за шею, не пуская дальше метров двух от своего домика и гремя по вытоптанной траве и растресканной почве.
На следующий день охотник принёс свежего мяса с незнакомым запахом, и Лисёнок запрыгнул на него, припугивая неумелым оскалом и подражая матери, но он стукнул его несильно ладонью по лбу, и тот принялся за еду с осторожностью, обнюхивая и привыкая к новой странной пище. Затем он вылизался, и летней жарой его совсем разморило, так что он лежал под горячим солнцем, слыша кукареканье петуха и кудахтанье куриц в сарае, топот детских ног по огороду за домом и их высокие голоса, возню по дому одинокой женщины, ворошащих землю мужчин и подобные звуки из соседних домиков. Ветер приносил запах топящейся бани и свежескошенной травы. И даже, кажется, где-то вдалеке шумел лес, и выла одинокая лисица. Или волчица. Не разобрать в полудрёме.
Он очнулся от странного чувства: будто левую лапу стянули, запрятали в тугой кокон. Действительно, вся она была перемотана хлопковой повязкой, чтобы недавно сломанная кость могла правильно срастись. Лисёнок заскулил, катаясь по траве и хныча от боли при любом движении, носом поддевая непослушную ткань, чтобы сбросить с себя чужеродный предмет, но всё получалось как-то вяло и лениво, словно у него совсем не осталось сил. Он заснул снова, ощущая привкус лёгкой горечи на языке, и чем горче становилось, тем глубже он проваливался в небытие.
Солнце разрумянилось и садилось за далёкие серо-синие горы, когда Лисёнок отряхнулся и, подвыздоровевший и похорошевший за многочасовой почти беспросветный сон, выпустил едва обозначившиеся клыки, поднимая шерсть дыбом и прижимая за миг до этого по привычке навострённые ушки: перед ним стоял не сильный охотник, а крошечный человек, чуть больше его самого. Он разглядывал его с любопытством и, заметив, что он сидел, неуклюже плюхнулся рядом, взмыв пыль вверх. Чихнул и звонко рассмеялся, хватая метающийся из стороны в сторону хвост Лисёнка. Он забил им сильнее и отскочил подальше. Малыш, повизгивая от радости, как щенок, пополз к Лисёнку, который растянул цепь на полную длину, лишь бы не находиться рядом с этим безоружным и глупым человечком. Охотник мог и сдачи дать за то, что укусишь, лапу ему сломал, и его мозолистые руки сами по себе сильные, ими он мог и скрутить всего лисёнка в жгут, если бы лишь захотел. А этот только и старался утянуть за любимый и бесценный для всех уважающих себя лисов хвост, развеселяясь от грозного шипенья Лисёнка, удававшегося ему плохо. Он мало чему научился у Лисы, поскольку был совсем крохой и непоседой. И, оглядываясь в поисках помощи, пристукнул его по голове здоровой лапой, не выпуская когтей, и оттолкнул от себя, не заваливая на спину, как учила мама-лисица, потому что не сумел бы совершить большее с тяжёлым неловким бестолковым телом. Ребёнок залился плачем, и Лисёнок взвыл, не в силах терпеть этот ужасный крик. Прибежал откуда-то запыхавшийся охотник, взял человечка на руки и исчез в доме, где тот замолчал, а Лисёнок забился в будку и, накрывшись хвостом, слушал, как кричит в гневе охотник и вздыхает женщина.
На рассвете пришёл охотник, и Лисёнок сжался весь, но он только прошептал непонятно, по-своему «рж» и заспешил по делам. Он привык к тому, что охотник стал приходить к нему каждый день и, если поддавшийся уловке приручения взрослеющий Лисёнок подходил сам и тёрся о колено, говорил ласково: «Рж» и приносил вкусной еды. Лисёнок это понял сразу и даже давался гладиться, а когда приходили чужие, заливался старательным лаем, предупреждая об опасности. Но только охотнику разрешалось к нему приближаться, на других он шипела, и маленький человек тоже больше не подходил к нему, его теперь держали в доме. Чужие иногда приходили вместе с охотником, это значило, что они пока свои и лаять не нужно. Они всегда смотрели на Лисёнка с восхищением, и охотник говорил своё «рж», чтобы он завыл и получил за это ласку и отменной пищи. Так было всё лето, и все думали, что Лисёнку здесь хорошо. Даже Лисёнок позволил себе в это поверить, хотя бы в светлое время суток.
Но ночами к нему прибегала Лиса и грызла прочный кожаный ошейник, и никто не заметил, когда он успел сбежать с ней через дыру под воротами в родной лес. Его возвращение также осталось незамеченным, он просто влился в свободную дикую жизнь, по которой безмерно скучал. Задремал под сенью счастливо шумящей ветерком в листьях осины, рядом с Лисой. Охотники приходили в лес ещё, вместе с его охотником, но он прятался в норе, где в углу валялась изодранная повязка, которую Лиса сумела стащить. Лапа зажила, но всё равно была кривоватой и более слабой, нежели вторая. Но охотиться это не мешало, а лишь подстёгивало азарт и желание показать ловкость и скорость. Он ведь сильно подрос, и Лиса брала его с собой на охоту, что было большим поводом для гордости.
Осень выдалась на редкость жаркой. Лес весь горел всполохами красно-жёлтых цветов: листьев деревьев; костров охотников, которые иногда готовили дичь прямо здесь; рыжим мехом Лисы и не Лисёнка уже, но ещё и не Лиса. Но так легко было переступить грань между природным пламенем и человеком созданным пожаром. От углей вечером загорелась трава, перекидывая огонь на деревья и кусты. Всё светилось в тёмной ночи с мерцающими звёздами, и звери замирали в бессмысленных укрытиях или бежали прочь. Но Лиса была умнее и сразу бросилась к дому охотника вместе с Лисёнком и подтолкнула его к двери. Он ничего не понимал, а Лиса завыла и бросилась прочь, преграждая обратный путь просунувшейся под ворота морде. Охотник выскочил на порог и узнал своего Рж, как он привык его звать, по чуть хромой лапе и его скуленью. Лисёнок вцепился зубами в штанину и потащил за собой, протяжно взывая о помощи. Охотник, ничего не понимая, поспешил с ним в скошенное поле с торчащими обрезанными стеблями колосьев и, не доходя до границы леса, с ужасом увидел всеохватывающее пламя. Он побежал обратно в дом, зовя Лисёнка за собой и укрывая в доме, а Лиса, растерянно мигая и поражаясь бесчувственности охотника, который решил просто отсидеться под защитой от огня, перебежала поле, выбиваясь из сил, переплыла природную преграду горячей смерти – реку и затаилась в ближайшем берёзовом редколесье, дожидаясь, пока дожди погасят пожар.
…Она пришла обратно с первым и чистым снегопадом, выпавшим совсем рано. В беспросветные ливни не хотелось и носа показывать из новой норы на возвышении, чтобы вода не заполняла её холодными струями и всяким сором. Было пасмурно, и снега навалило по самые уши, но даже это не скрыло огромное пепелище с бессчётным количеством обугленных ветвей и стволов. Лиса, не глядя на жалкие остатки родной зелени, ставшей теперь чернотой, в предрассветной тишине и тьме семенила к дому охотника, где хотела найти своего Лисёнка. Она не знала, что ее ждет, но наделась, что он в безопасности, она не знала, что охотник вызвал МЧС, поднял охотников, и все вместе отстояли деревню… Она была зверем, и в том нет ничьей вины и упрёка, что поступки её были животные, хотя и на часть человеческие. Пора было искать новый лес, пока старый остался выжженным в сердце навечно. Лиса проползла во двор, вырыв в рыхлом, шелестящем и будто нашёптывающем счастливые грёзы снеге проход под воротами, вмиг разорвала ошейник на Ли?се, и они вместе ушли прочь, как всегда неделимые. Они никому ничем не обязаны, и здесь их больше ничего не держит. Теперь легче бороться с жестоким миром, когда не связывает чувство долга с кем-либо. Они квиты, и, если честно, охотник им ещё многим обязан, но это не в их правилах напоминать кому-то о задолженной услуге. Лисы – честные хитрые благородные умные существа. И не каждый может это понять, хотя так просто. Если, конечно, у Ли?са не обглоданный пламенем кусочек жизни в груди, который рассыпается на части. И таким его сделал не огонь леса, а испепеляющее прикосновение человека, не умеющего обращаться с хрупким Лисьим нутром. Их выжженные сердца бьются в такт друг другу и не попадают в ритм чуждых человеческих сердец, от которых будут бежать до конца света: через горы, моря и ущелья. Но можно начать с реки. Рубикон перейдён. Впереди – новая светлая жизнь и другая судьба. И напомнит о прошлом только ноющая в непогоду лапа.