Ключевский, В.О. Воцарение Екатерины I // Курс русской истории. Часть IV / В. Ключевский.- Москва, 1910.- С. 342-346.
Пётр [I, муж Екатерины I] умер 28 января 1725 г., не назначив себе преемника. Однако люди, которым предстояло распорядиться брошенной короной, не остались без указания, как поступить. Как ни туманно изложен устав 5 февраля, он заключал в себе и своё толкование, сопоставляя распоряжение Петра о престолонаследии с его же указом о единонаследии, как основанным на одинаковых соображениях и началах. А в этом указе установлен порядок наследования не только по завещанию, но и по закону: именно при отсутствии сыновей наследует старшая из дочерей. Но старшая дочь Петра Анна при обручении с герцогом голштинским в 1724 г. в брачном договоре под присягой отказалась вместе с женихом от русского престола за себя и за своё потомство. Законное наследство переходило ко второй дочери Петра Елизавете.
Ни на каком основании в очередь наследования не могла стать вдова императора: по указу 1714 г., как и по исконно русскому праву наследования, вдова-мать при детях обеспечивается и может опекать несовершеннолетних наследников, но не наследует. Однако в исполнение закона последовало то, что всего более ему противоречило. Дело в том, что остатки родовитой знати, князья Голицыны, Долгорукие, верные старому обычаю престолонаследия, признавали законным наследником вел. князя Петра, единственного уцелевшего мужчину в царском доме. Но знать чиновная, выведенная Петром I, Меншиков, Толстой и много других были решительно против этого наследника, воцарение которого им, врагам его отца, царевича Алексея, как и самой Екатерине грозило великими бедами. Для них дело было не в праве или законности, а в том, чья возьмёт: проиграй они – им ссылка или из-под кнута каторга, а Екатерине с дочерьми – монастырь.
Из страха ли перед внуком другой бабушки, или по проснувшемуся властолюбию Екатерина хотела сама царствовать, а не опекать, и видела соперниц в своих дочерях. Она торопила всё более изнемогавшего царя с замужеством обеих царевен, чтобы вовремя удалить соперниц со сцены. Отец хотел устроить им, как дочерям могущественного европейского потентата и притом редким красавицам и умницам по депешам иноземных послов, возможно блестящие династические партии, прочил их за самых видных принцев крови, и за французского, и за испанского, и за прусского, рассылал их портреты и в Версаль, и в Мадрид. Этот аукцион царственных невест запутывал и затруднял Петру решение и без того тяжкого вопроса о престолонаследии.
Когда близость его смерти стала очевидна, Меншиков и Толстой пустили в ход все пружины агитации за себя и за Екатерину. Всего важнее было приобрести войско, особенно гвардию, что было нетрудно: гвардия была вполне предана своему творцу и любила его походную жену-солдатку. Впрочем обещаны были денежные награды, облегчены служебные тягости, уплачено недоданное жалование, приняты меры предосторожности.
Простившись с безмолвным уже царём, гвардейские офицеры отведены были Меншиковым к царице и с рыданиями поклялись ей скорее умереть у её ног, чем допустить на престол кого-либо другого. Всё было обработано расторопно и толково в то время, как противная сторона сидела сложа руки.
Ночью на 28 января 1725 г., когда Пётр лежал в предсмертной агонии, сенаторы и другие сановники собрались во дворце для совещания о преемнике. Спорили долго, искали воли умиравшего императора всюду, только не там, где можно было её найти, не в законе 5 февраля, призвали кабинет-секретаря Макарова, спрашивали у него, нет ли чего на этот счёт, и получили отрицательный ответ. Сторонники вел. князя предлагали противникам сделку – возвести его на престол с тем, чтобы до его совершеннолетия правила Екатерина с Сенатом; но изворотливый Толстой с большою диалектикой возражал на это.
При этих прениях в углу залы совещания каким-то образом очутились офицеры гвардии, неизвестно кем и зачем сюда призванные. Подобно хору античной драмы, не принимая прямого участия в развёртывавшейся на сцене игре, а только как бы размышляя вслух, они до неприличия откровенно выражали свои суждения о ходе совещания, заявляя, что разобьют головы старым боярам, если они пойдут против их матери Екатерины.
Вдруг раздался с площади барабанный бой: оказалось, что перед дворцом выстроены были под ружьём оба гвардейские полка, тоже неизвестно кем и зачем сюда вызванные из казарм. Кн. Репнин, президент военной коллегии, сердито спросил: «Кто смел без моего ведома привести сюда полки? Разве я не фельдмаршал?». Бутурлин, командир Семёновского полка, отвечал Репнину, что полки призвал он, Бутурлин, по воле императрицы, которой все подданные обязаны повиноваться, «не исключая и тебя», добавил он внушительно.
При гвардейском содействии искомая воля императора единодушно и без пререканий была найдена в короновании Екатерины, совершившемся в 1724 году: этим де актом она назначена наследницей престола в силу закона 5 февраля; её Сенат и провозгласил самодержавной императрицей.
Отменив закон его толкованием, Сенат в манифесте от себя, а также от Синода и генералитета, вовсе и не участвовавших в сенатском совещании, объявлял о воцарении Екатерины, не как о своём избирательном акте, а только как об истолкованной Сенатом воли покойного государя: он удостоил свою супругу короной и помазанием; того для объявляется во всенародное известие, дабы все о том ведали и ей, самодержице всероссийской, верно служили.
О земском соборе, в котором прежде видели основной источник права, когда государство оставалось без государя, теперь не было и помина: недавнее прошлое успело стать забытой стариной, хотя ещё сам Пётр был избран на престол чем-то вроде земского собора. При Петре не принято было говорить о земском соборе и только чудак Посошков сделал Петру запоздалое напоминание о созыве всех чинов для составления нового уложения.
Во всё короткое царствование Екатерины правительство заботливо ласкало гвардию. В официальной газете не раз появлялись правительственные сообщения о том, как правительство печётся о гвардии. Императрица на смотрах в своей палатке из собственных рук угощала вином гвардейских офицеров.
Под таким прикрытием Екатерина процарствовала слишком два года благополучно и даже весело, мало занимаясь делами, которые плохо понимала, вела беспорядочную жизнь, привыкнув несмотря на свою болезненность и излишнюю полноту засиживаться до пяти часов утра на пирушках среди близких людей, распустила управление, в котором, по словам одного посла, все думают лишь о том, как бы украсть, и в последний год жизни истратила на свои прихоти до 6½ миллионов рублей на наши деньги, между тем как недовольные за кулисами на тайных сборищах пили здоровье обойдённого вел. князя, а тайная полиция каждый день вешала неосторожных болтунов. Таким слухи шли к европейским дворам из Петербурга.
Оригинал статьи можно посмотреть в Центре писателя В.И. Белова.
При использовании материала ссылки на сайт centr-belova.ru и источник публикации обязательны.