Добролюбовъ, Николай Александровичъ, знаменитый критикъ, род. 24-го января 1836 г. въ семьѣ священника Нижегородской Никольской церкви; учился въ семинарiи, обнаруживая блестящiя способности, но не удовлетворяясь тѣми впечатлѣнiями, которыя давала школа.
Не удовлетворяла Д. и жизнь въ семьѣ, тяжелая опека отца, требовавшаго безпрекословнаго послушанiя и упрекавшаго сына за нежеланiе помочь отцу.
Уже съ очень юныхъ лѣтъ Д. замыкался въ себѣ, довѣряя лишь дневнику свои мысли и чувства. Любя отца, онъ заносилъ въ дневникъ его упреки, какъ доказательство своей вины передъ отцомъ, какъ свидѣтельство собственной гордости и «гадкаго характера». Онъ выражал тоску по инымъ болѣе любовнымъ и болѣе довѣрчивымъ отношенiямъ, но всю вину за неосуществленiе этихъ желанiй принималъ въ дневникѣ на себя. Стыдливость въ проявленiи чувствъ сказалась очень рано, и весь душевный пылъ, всю неудовлетворенность жизнью Д. заносилъ только не страницы дневника: другимъ онъ казался холоднымъ, спокойнымъ и не знающимъ сильныхъ чувствъ.
Въ дни юности Д. отличался глубокой, почти болѣзненной вѣрой въ Бога, доходившей временами чуть не до экстаза. Въ это время дневникъ его наполнялся признанiями въ грѣхахъ, упреками себѣ, самобичеванiями.
Онъ сходился съ товарищами, подпадалъ, по его собственному увѣренiю, подъ ихъ влiянiе, но ни къ кому не относился онъ съ такою любовью и восторженной преданностью, какъ къ семинарскому учителю Сладкопѣвцеву. Сохранились признанiя Д. въ любви къ Сладкопѣвцеву, - признанiя, по своей страстности, рѣзко дисгармонировавшiя съ тѣмъ впечатлѣнiемъ холода и спокойной насмѣшки, которое составили о Д. люди, не близко его знавшiе.
Годы ранней молодости были для Д. годами тяжелыхъ ударовъ и неудачъ. Однимъ изъ самыхъ тяжкихъ былъ переводъ Сладкопѣвцева въ другой городъ; страницы дневника, посвященныя этому, говорятъ объ отчаянномъ душевномъ состоянiи, о душевной подавленности, почти безвыходности.
Потерпѣли неудачу и мечты Д. поступить въ университетъ: родные не согласились на свѣтскую карьеру. Затѣмъ уже послѣ переѣзда въ Петербургъ тяжелымъ ударомъ обрушилась на Д. смерть матери, потомъ отца.
Незадолго до этихъ несчастiй Д. поѣхалъ въ Петербургъ съ тѣмъ, чтобы съ согласiя родныхъ поступить въ духовную академiю, но неожиданно для другихъ, такъ же какъ для себя, поступилъ въ педагогическiй институтъ. Здѣсь на первыхъ порахъ жизнь улыбнулась ему: занятiя въ институтѣ произвели на него радостное впечатлѣнiе, онъ занимался съ большимъ воодушевленiемъ, повѣряя роднымъ въ письмахъ свои чувства и надежды.
Смерть матери и отца, кромѣ нравственныхъ ударовъ, принесла заботу о матерiальномъ обезпеченiи семьи, въ которой Д. былъ старшимъ.
Въ институтѣ начались непрiятности, сначала изъ-за стихотворенiя, написаннаго Д. въ насмiшку надъ Гречемъ, потомъ изъ-за статьи Д. о педагогическомъ институтѣ, напечатанной въ «Современникѣ». Были и сердечныя непрiятности; Д. влюблялся, по большей части стыдясь признаваться предметамъ своей любви и довѣряя свои чувства и неудачи дневнику.
Но къ этому же времени относится и начало литературной дѣятельности Д., захватившей его цѣликомъ и доставившей ему то удовлетворенiе, котораго онъ искалъ. Черезъ нѣкоторыхъ товарищей-саратовцевъ Д. познакомился съ Чернышевскимъ, который сдѣлался крестнымъ отцомъ Д., какъ литератора. Они быстро сошлись, и вскорѣ Д. сдѣлался однимъ изъ виднѣйшихъ и талантивѣйшихъ сотрудниковъ «Современника», въ которомъ работали въ это время Чернышевскiй и Некрасовъ и куда отдавалъ свои произведенiя Тургеневъ.
Быстро выдвинувшись, Д. отдался литературной работѣ съ энергiей и жаромъ, которые не могли не оказать разрушительнаго влiянiя на его здоровье. Еще въ институтѣ Д. прихварывалъ, и, вѣроятно, сѣмена чахотки были заложены еще тамъ; усиленныя же литературныя занятiя и волненiя въ конецъ подорвали слабое здоровье.
Въ 1860 г. Д. по совѣту врачей уѣхалъ лѣчиться за границу, но въ слѣдующемъ году вернулся въ Петербургъ еще болѣе больнымъ. Онъ умеръ 17-го ноября 1861 года.
Ни къ кому, можетъ быть, не подходитъ въ такой степени выраженiе le style c’est l’homme, какъ къ Д. Основныя свойства его натуры, - затаенная страстность, стыдливость и боязнь въ выраженiи чувствъ, смѣлость и трезвость мысли, - сказались и во внѣшнемъ обликѣ его произведенiй, и въ содержанiи ихъ, и во всемъ, что можно назвать планомъ его работы. Д. обращался къ уму читателя, старался дѣйствовать на него логикой своихъ сужденiй; стиль его, ясный и точный, могъ показаться недостаточно воодушевленнымъ поверхностному наблюдателю, но подъ умышленной сдержанностью и кажущейся холодностью струилось то, что Некрасовъ называлъ «живою кровью», билась задавленная силой воли страсть, и общее дѣйствiе на читателя оказывалъ не одинъ ясный умъ, но и весь характеръ публициста. Д. «умѣлъ разсудку страсти подчинять», но и дневники его, и письма, и отношенiя къ людямъ показываютъ въ немъ и сильныя чувства, и тревожность настроенiя, и неудовлетворенность, такъ, казалось бы, негармонировавшую со спокойнымъ по внѣшности тономъ его статей. Все существо Д. было пропитано, если можно такъ выразиться, нравственной эссенцiей, и постоянная моральная реакцiя на окружающее вмѣстѣ съ сильнымъ умомъ была необманывающимъ критерiемъ жизненныхъ явленiй.
Въ недавнихъ изслѣдованiяхъ, вызванныхъ исполнившимся пятидесятилѣтiемъ со дня смерти Д., говорится о программѣ его литературной дѣятельности, объ ея стройности и продуманности. Однако, какъ ни ясенъ былъ умъ Д., какъ ни быстро шло его развитiе, но, конечно, двадцатилѣтнiй юноша, только что выступившiй на литературное поприще, не могъ имѣть передъ собой готоваго, хорошо и во всѣхъ деталяхъ продуманного плана работъ. Программа вырабатывалась постепенно, общественныя явленiя отмѣчались одно за другимъ въ зависимости отъ ихъ важности и значенiя, а стройность и цѣльность работы явились результатомъ цѣльности самой личности Д., - его свѣтлаго ума и нравственной натуры. Въ основу этой программы легло предъявляемое къ читателю требованiе сознательности. Д. сдѣлался воспитателемъ русскаго читателя въ моментъ общественнаго перелома, новыхъ надеждъ, новыхъ порывовъ. Непривыкшее къ самостоятельности инертное общество, пробужденное громомъ севастопольскаго пораженiя и окрыленное перспективами, рисовавшимися вслѣдъ за наступленiемъ новаго царствованiя, увлекалось частичными обличенiями, нападало лишь на злоупотребленiя, не замѣчая, что «нормальное» и законное было болѣе страшно, чѣмъ злоупотребленiя. Съ этой склонностью общества видѣть главное въ несущественномъ началъ борьбу Д.; въ ней находилъ онъ такое же препятствiе къ гражданскому развитiю общества, какое для развитiя личнаго достоинства видѣлъ въ безсознательномъ принятiи чужихъ истинъ. Онъ взялъ на себя роль руководителя и воспитателя общества, избравъ въ качествѣ «опытнаго поля» для демонстрированiя плевелъ русскую литературу.
Продолжение статьи можно прочитать, посетив Сектор редких книг.
Энциклопедический словарь Русского Библиографического Института Гранат. Т. 18, стлб. 498-501.
По решению президиума Вологодского городского совета депутатов трудящихся от 20 октября 1918 г. в ознаменование первой годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции и в память о великом русском революционере-демократе, литературном критике, философе, материалисте Н.А. Добролюбове улица Никольская была переименована в улицу Добролюбова.