Рекомендовано для обсуждения в рамках литературного семинара.
Стих мой
Черным по белому,
по снегу первому –
мой след.
Яркой звездой с небес
слепой полуночью –
мой свет.
Шелестом книжных крыл,
чернильным шорохом –
слух мой.
Молнии всполохом,
вспорхнувшей птицею –
стих мой.
Ты и я
Нечаянной фразой
убит романтический вечер.
И глупая гордость
встает между нами стеной,
А холод осенний
ложится на хрупкие плечи,
Чтоб вместо тебя
провести этот вечер со мной...
Но к чёрту условности!!!
Если на этой планете,
Есть ты и есть я,
и меж нами лишь пара шагов…
Ты знай, мой родной!
Для меня самой важной на свете
Была и всегда будет
наша с тобою любовь!
Где–то
Закрыв глаза, с тобой хочу
Очнуться где - то…
Там, где у неба на краю
Танцует лето.
Там, вдалеке от всех сует
И ложных истин,
Где ни один земной запрет
Для нас не писан
Друг друга снова открывать…
Мечтать, смеяться…
С тобой обнявшись, засыпать
И просыпаться…
Там, где у лета на краю
Бушуют страсти,
Свою любовь тебе пою,
Пою про счастье!
Одним тобой
В рассветный час, лишь отблески зари
Скользнут по небу, близя пробужденье.
Ты мне прощальных слов не говори,
Побудь со мной ещё одно мгновенье.
Я так давно придумала тебя,
И столько лет с надеждою на чудо
Я шла вперёд, настойчиво твердя:
«Наступит день, и я любима буду!»
Одним тобой творю, живу, дышу!
Уходишь…Мне тревожно почему-то.
В который раз у Бога попрошу,
Хранить тебя во всякую минуту!
Клятва
Милая моя взглядом обвела,
Счастьем осветив, нежно обняла…
Труден будет путь-
Не боюсь ничуть!
Ради этих глаз я на всё пойду,
Ведь прекрасней их, знаю-не найду.
Труден будет путь-
Не боюсь ничуть!
Верь, любовь моя, выстоим вдвоём,
И не будет слёз на лице твоём.
Труден будет путь-
Не боюсь ничуть!
Знай, любовь моя, нет тебя родней!
Я навеки твой, будь и ты моей.
Труден будет путь-
Не боюсь ничуть!
Двух сердец союз –крепкий, как гранит,
Будем жить с тобой, нас Господь хранит!
***
Не спеши, уходящее лето.
Дай понежиться в теплых лучах.
И росинкой, пронизанной светом,
Затаись у меня на руках…
Тишина и прохлада у речки,
Да стрекоз ненавязчивый треск.
А песок – словно жаром от печки…
Слышен рыб заигравшихся плеск.
Веет из лесу мхом и багулом,
Спелой ягодой, первым грибом…
Будет дождь. Вон над лесом сверкнуло.
Рыкнул звонко раскатистый гром.
Вторит ветру стозвонным напевом
Колокольчиков тысячный строй.
И летит этот звон между небом,
Между небом летит и землей…
Осеннее настроение
Лето ветер уносит
За крутой поворот.
Осень грустною гостьей
Молча ждет у ворот.
Тишиною холодной
Вновь окутан весь дом,
Измененьем погодным,
Как и я, удручен.
Теплым пледом укроюсь
И в мечтах растворюсь…
А с ресниц, растекаясь,
Тихо капает грусть…
Чудо
О! Будь благословен тот день и час,
Позволивший и мне чрез боль и муки
Стать матерью. Услышать в первый раз
Младенца крик и взять его на руки…
Явился миру новый человек!!!
И я мгновенья эти не забуду…
Так будет восхищать из века в век
Лишь женщине дарованное чудо!
Всё пойдёт
Ветер прочь унесёт
От обид, от забот и невзгод.
И печально струна
Прозвенит о почившей мечте,
Всё когда-то пройдёт,
Даже этот заплаканный год,
Поглумившись сполна,
Растворится в мирской суете.
Молча слёзы смахну,
Постараюсь простить и забыть
То, что рвётся внутри
Диким криком, рыданьем взахлёб.
И по новой начну
Верить, думать, смеяться, любить.
Эх, былое! Гори…!
Всё пройдёт, непременно пройдёт…
Лето в Никольске
И вновь в Никольске лето красное
Полощет сарафан свой в Юг-реке.
А под плесканье вод чуть слышное
Трещит кузнечик у меня в руке.
По-над Никольском грозы катятся,
Бросая радуги над крышами.
Несмелым, им порою кажется -
Грома их дальние услышим ли?
Никольску солнце улыбается
И рассыпает счастье истово.
А ветер даже не старается
Страничку лета перелистывать.
Пусть песня сердца края милого,
Что льётся трелью соловьиною,
Вновь зазвучит с особой силою
И будет бесконечно длинною.
Запах сирени
«Ничто так не пробуждает наши воспоминания, как запахи»
Уильям Сомерсет Моэм
Наверняка у каждого из нас есть своя коллекция запахов прошлого. Уж так чудно' устроен человеческий организм, что подчас некоторые особо запомнившиеся когда-то запахи могут без труда запустить целый механизм памяти. И вот ты на время буквально выпадаешь из реальности, словно попадая в другое измерение, а затем обескуражено пытаешься осмыслить произошедшее и вновь пережить то же самое.
Каждому запаху, способному всколыхнуть пелену прошлого, проявляя сквозь его туман какие-то яркие моменты жизни, можно посвятить отдельную страницу в книге воспоминаний. Для меня особенно дорог запах сирени, потому как напоминает он о моей бабушке, Клавдии Михайловне. Стоит только мне его почувствовать, как сознание тотчас рисует знакомую, залитую летним солнцем деревенскую улочку. Вот я торопливо иду, и уже издалека вижу окна родного бабушкиного дома и раскидистый куст цветущей сирени, который как будто торопит меня, призывно помахивая своими мохнатыми цветущими ветками, а ласковый, теплый ветер несет на встречу её аромат. Сама того не замечая, начинаю ускоряться, и уже почти бегу. А вот и знакомая дверь с завертушкой вместо замка. И Зорька, пока ещё недоверчиво, лает из своей комнатушки под крыльцом. Я тихонечко отворяю дверь, вхожу на крыльцо и вижу любопытно-приветливые глаза Зорьки, выглядывающей на меня в щель между ступеньками лестницы: «Ну здравствуй, здравствуй, узнала меня? Соскучилась? Я тоже».
В детстве я почти на каждых каникулах приезжала или приходила пешком в гости к бабушке. Она жила в соседней деревне в нескольких километрах от нашей. «Это кто к нам пришёл? Оксанушка? Ой, проходи, просу'жая* головушка, разболока'йся*, пойдём чай пить» - эти слова бабушки я и сейчас словно слышу, так явно сохранился в памяти её образ и голос.
И мы шли пить чай. Самовара и чайника, впрочем, также как и телевизора, у бабушки не было, она кипятила воду в литровой банке электрическим кипятильником. Я всегда с интересом наблюдала, как пузырьки воздуха, отделяясь от нагревающегося металла спирали, поднимаются вверх и, чем ближе к закипанию, тем больше пузырьков. Помню, как однажды я даже попыталась самостоятельно отключить кипятильник и чуть его не сожгла, сначала достав спираль из воды, а потом начав выдёргивать из розетки. Выручила бабушка.
Наше чаепитие всегда сопровождалось долгими разговорами о том, о сём, иногда я даже пела песни. Бабушка интересовалась моей жизнью. А мне всегда было интересно то, как бабушка крестится и шепчет слова молитвы перед едой и после. Например, после еды она говорила, перекрестившись: «Слава Богу, сыта, наелася досыта». Я расспрашивала её об этом, даже пыталась подражать, на что она однажды спокойно, но строго сказала: «Ты или песни пой, или Богу молись». Помню, как тогда я ещё подумала, а неужели нельзя делать и то, и другое…
Не помню ни одного случая, чтобы бабушка на меня ругалась. Вспоминается, как однажды летом во время сенокоса я была у неё в гостях. Кроме меня гостили ещё две семьи с детьми. Днём взрослые уходили на сенокос, на дальние пожни и потому нас, детей, с собой не брали. Мы оставались в деревне и были заняты обычными летними деревенскими забавами. Вечером дом был полон народу, а к ночи, когда работа была переделана, все были сыты, а на полу не оставалось свободного места от соломенных постелей*, мы потихоньку начинали укладываться спать. Помню, как мне не хотелось засыпать без бабушкиных сказок, и я по-детски требовательно об этом заявила, на что незамедлительно последовали замечания от моих тётушек. А бабушка, не обращая на них внимания, забрала меня к себе на кровать и, обнимая, долго рассказывала сказку. Это была сказка «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка», я всегда просила именно эту. И когда повествование доходило до слов «горят костры высокие, кипят котлы чугунные, точат ножи булатные, хотят меня зарезати», я сильнее прижималась к бабушке и закрывала глаза, мысленно представляя эту картину. А сказка всё продолжалась, и под нами тихонечко шуршало свежее сено, которым была набита наша постеля*.
Сейчас эти воспоминания ложатся на бумагу друг за другом, упорядоченно. А стоит мне почувствовать запах сирени, как на мгновенье всё это встаёт единой, цельной картиной, где невозможно выделить отдельные нюансы. Только спустя время начинаешь разбирать её на отдельные кусочки и умиляться каждым в отдельности.
Часто мы с бабушкой, обрядив все домашние дела, отправлялись по друго'зьбам*, к соседним старушкам. Обычно бабушку с порога спрашивали: Клавди'я, это чей у тебя робёночек-от?» «Это Ко'вкина* девочка старшая, Оксана» - отвечала бабушка. «А похожа, похожа на Ковку-то, проходите-коли*». И дальше начинались обычные беседы, в которые я, как правило, не вникала. Моим любимым занятием было разглядывать обстановку дома и семейные фотографии, в изобилии развешенные на стенах в больших киотах.
Приятным было раннее утро в бабушкином доме. Сквозь сон, как будто вдалеке слышу, как трещат в русской печи березовые поленья. Варится, шипит, пуская пузыри через край чугуна, картошка. За занавесью, что разделяет всю избу на две половины, горит свет. Бабушка хлопочет по хозяйству, месит тесто для ша'нег. И вот уже вскоре слышится их аромат, который не даёт мне долго лежать в кровати…
Вспоминается бабушкина баня по-черному. Её подготовкой бабушка занималась с самого раннего утра, и только к вечеру мы шли мыться. Кто хоть раз мылся в такой бане, наверняка помнит её терпкий, горьковатый, но приятный запах. Когда я была совсем маленькой, эта баня, стоявшая под большой липой, старенькая и покосившаяся, казалась мне очень страшным местом. Я боялась черных, закопченных стен, нестерпимого жара, а огромная куча камней в углу казалась мне огнедышащим чудовищем, которое вот-вот начнет метать в нас горячие угли. Со временем страх, конечно, прошёл. Но тогда я торопила бабушку, стараясь мыться быстрее и, наспех одевшись, вырывалась наружу. Едва переставляя от приятной усталости ноги, я шла по тропинке вдоль забора и радовалась чему-то, жадно хватая ртом свежий прохладный вечерний воздух, в котором чувствовался нежный аромат сирени.
Совсем скоро зашумит на все лады весна, а потом и лето. Зацветёт сирень под окном бабушкиного дома и долго будет помахивать своими мохнатыми цветущими ветками, зазывая в гости. Только вот бабушка меня уже не встретит…
Просу'жая* - диал. хорошая, умная.
Разболока'йся*- диал. раздевайся, снимай верхнюю одежду.
Постелей*, постеля* - матрац, набитый соломой или сеном.
По друго'зьбам*- диал. ходить в гости.
Ко'вкина*- диал. Колькина, дочь Николая.
Проходите-коли* - частица коли употреблена в значении тогда.